Баба_Мания, 96 - 2 апреля 2008 01:09

Часть 5

Старшие царевы невестки преподнесли на суд высокой комиссии французский (Марфа) и гишпанский (Домна) рецепты.

Первой к столу батюшки-царя была допущена Марфа. Вытянувшись в струнку, старшая невестка на деревянных от волнения руках внесла в палату темно-зеленый хлебец в форме сердца.

- Милости прошу-с откушать хлеба французского, по старинному рецепту испеченного! - махнула она царю поясной поклон и отскочила назад, замерев в реверансе.

Царь недоверчиво покосился на хлебец, откашлялся, но - делать нечего - отломил от него кусок.

От зеленого сердца в виде хлеба повалил густой запах протухшей рыбы. Царская рука замерла на полдороге. Бояре, тихо матерясь, посползали вниз, судорожно хватая ртами воздух.

- Да ты что, окаянная, отравить меня задумала?! - затопал ножками царь. - Да этим хлебом только крыс кормить!! В рамках дератизации! Василий!!! - взвизгнул царь.

Василий-царевич, стоявший в тылу у Марфы, перешагнул через рухнувшую на пол невесту и, бледнея, подошел к отцу.

- Ах ты, с... - завелся было царь, но, оглядев распластавшуюся в неудобной позе Марфу, умерил пыл. - Возьми-ка, Василий, хлебец сей хранцузский, половину отрежь себе, половину - ей. Отрезал? Хорошо. Ешьте оба!

Василий и Марфа, посмотрев друг на друга, уныло зажевали темную пахучую мякоть. Первой выбежала из палаты Марфа, схватившись за горло. Василий ринулся за ней следом, зажав рукой рот.

Царь, довольный мстёй, приказал проветрить палату и вызвать Домну.

Вошла Домна, кокетливо колыхая необъятными боками. Бояре жадно заскользили по ней взглядами. Мягкой походкой подошла она к цареву столу и поставила перед ним корзинку, накрытую чистым полотенцем.

- Извольте-с откушать хлебу гишпанского! - кратко презентовала она свое творение и, гордо приосанившись, откинула за спину косу.

Царь скинул полотенце и восхищенно зацокал языком:

- Ай да красив твой хлебец, невестушка! Румян, пышен, запах... - царь запнулся, принюхавшись, - специфический... То ли уксусный, то ли какой... - задумчиво протянул он про себя.

Вздохнув, царь-батюшка отломил кусок, придирчиво оглядел его, еще раз понюхал и, снова вздохнув, отправил его в рот. Бояре и средняя чета замерли, не смея дышать. Царь, медленно прожевав кусок, вдруг побагровел и выплюнул его обратно.

- Что за гадость этот твой гишпанский хлеб! - брезгливо процедил царь, отплевываясь и морщась, - будто кто в него насса... - царь захлопнул рот на полуслове, увидев, как осела на пол Домна.

- И ты туда же, окаянная... - тоскливо застонал он. - Николай... Что делать, знаешь...

Николай с обреченным видом разрезал хлеб надвое и протянул половину Домне. Оба, зажмурившись, принялись жевать. Тоже долго не продержались, выбежали за дверь, а вслед за ними неслась витиеватая батюшкина ругань.

Царь, пригорюнившись, подпер ручкой щеку и уставился на вытянувшегося Ивана.

- Ну, давай, что ли, неси сюда. - вздохнул он.

Иван торжественно промаршировал к столу, щелкнул каблуками и поставил перед царем Воссионов каравай.

Бояре восхищенно ахнули, царь же батюшка, внимательно оглядев каравай, принюхался к нему. Видимо, поверхностное обследование дало неплохие результаты, но царь все же решил не рисковать.

- А ну, отломи кусок да распробуй! - приказал он Ивану.

Под осторожный шепот бояр Иван отломил половину румяной крыши "терема". По палате разнесся сытный аромат свежей выпечки. Бояре сглотнули и завистливо уставились на Ивана. А тот, запихав в рот весь кусок, жевал и счастливо моргал глазами. Закончив, Иван спросил:

- Еще кусочек распробовать? - и потянулся за добавкой.

- Ррруки немытые прочь! - негромко рявкнул царь. Отломил кусочек, пригляделся, принюхался, лизнул на всякий случай и отправил в рот.
Крякнул, отломил кусок побольше и, причмокивая, с удовольствием принялся за него.

- Ай да Лягушка, ай да невестушка младшая! - приговаривал царь, жуя. - Угодила старику, знатный хлеб испекла, не стыдно такой и на праздник покушать!

Иван, скромно улыбаясь, стоял навытяжку перед царем и довольно шмыгал носом.

- Ступай! - сказал царь Ивану. - И передай Лягушке: ЗАЧЕТ!


Как только Иван закончил свой рассказ, в горницу постучались. Вошел давешний посыльный. С уважением поклонившись Ивану и Воссиону, он объявил:

- Пожалуйте к царю, Иван-свет Горохович!

Иван ушел, а Воссион, проклиная мычащую за окном тварь, тихо ругался и вертел в руках синтезатор.


Царевич вернулся не столько огорченный, сколько озадаченный. Пинаться не стал, но водки выпил (видимо, уже по привычке).

- Батюшка велел рубаху себе праздничную сшить. - сообщил он Воссиону. - Вот шелка, ленты да лоскуты цветные...

• 
• 
•